Роза на алтаре [= Цветок страсти ] - Лора Бекитт

– Куда прислать документы? – спросил Максимилиан. – К тебе домой?

– Нет. Наверное, это опасно? Лучше к какому-нибудь верному человеку, которого мы оба знаем. К Полю де Ла Реньеру. Он согласится помочь.

– Хорошо. Удачи тебе, Элиана!

– Спасибо. – Женщина крепко пожала его руку. – Она мне понадобится. Прощай.

– Неужели мы больше не увидимся?

– Кто знает!

И он прошептал, не выпуская ее пальцев:

– Я всегда буду ждать тебя, Элиана. Пожалуйста, помни: ты и… твоя дочь для меня – самые дорогие гости.

Элиана шла по улице Монпасье, мимо светящихся яркими огнями кофеен в сторону Пале-Рояля. На ней была длинная, почти до пят черная накидка с капюшоном, наполовину скрывавшим лицо. Ей вдруг захотелось немного побродить, собраться с мыслями и заодно – попрощаться с Парижем. Потом на это, возможно, уже не хватит времени.

Париж, ее Париж, он был с нею все эти годы, и она была с ним!

Пантеон – усыпальница великих людей Франции, расположенный на высоком берегу красавицы Сены, Дом Инвалидов со сверкающим, как солнце, позолоченным куполом, чудесные готические церкви, ряды великолепных классических особняков, сады и парки, прохладные, тенистые, густые, напоминающие прибежище сказочных нимф, Булонский лес с широкими аллеями и искусственными озерами – всего и не перечислишь!

О Париж! Для нее он был и навсегда останется центром Вселенной, столицей царствия земного, приютом спасения.

Элиана думала о том, что самые страшные времена для Франции, должно быть, все-таки миновали. Сейчас нет ни гильотин на площадях, ни озверелых толп борцов за новую жизнь, ни чувства безысходности в душе, ни отчаяния в сердце.

Она видела мелькание офицерских мундиров, блеск нарядов знатных дам, слышала смех оживленно беседующих студентов и призывные выкрики девиц легкого поведения, чьи плечи и груди были едва прикрыты полупрозрачными шарфами, ощущала запах духов и аромат цветов, и ей казалось, что история слишком быстро перевернула одну из своих страниц. Однако женщина была уверена в том, что эти удивительные события найдут отклик в сердцах множества последующих поколений.

Что ж, главное, чтобы нигде и никогда не повторился девяносто третий год; ведь эта жестокость человеческих сердец, глухое равнодушие к чужой боли, стремление жертвовать малым – самым прекрасным и дорогим, во имя большого – призрачного и бездушного, да и все последующие войны – наследие проклятой Революции.

Все эти дни она почти не ела и не спала, пытаясь отыскать какой-нибудь выход. Да, наверное, Бернар был прав: пора чудес прошла. Сейчас она уже не могла мыслить так, как в молодости, придумать что-нибудь дерзкое, оригинальное, необыкновенное, что в то же время удалось бы воплотить в реальность. Ни Дезире, ни Эмиль, ни их сыновья, ни Поль, ни Адель не сумели ей помочь. Морис и Андре фантазировали вовсю, но это были только фантазии.

Но под конец, когда уже почти не осталось времени для размышлений, Андре вдруг сказал:

– Если б кто-то из нас переоделся охранником и вывел отца из тюрьмы!

Услышав эту фразу, Элиана задумалась. Когда через несколько минут она изложила собравшимся свой план, все сошлись во мнении, что он напоминает детскую выдумку. Однако женщина настаивала: в конце концов иного выхода никто так и не сумел найти! Пусть неправдоподобно, нелепо, но все-таки это шанс!

Элиана передала Дезире письмо, которое та должна была отвезти Максимилиану де Месмею, и отправила к ней мальчиков. Поль попросил разрешения взять к себе Розали.

– Ты же знаешь, Элиана, – сказал он, – мы с Розали большие друзья. Пусть девочка поживет у меня. Я обещаю хорошо заботиться о ней.

Женщина согласилась. Глядя на Поля, она почему-то сразу вспомнила глаза Максимилиана, когда он смотрел на Адель.

…Элиана быстро шла по улице, мысленно посылая городу, который помог ей выстоять в трудные времена, был утешителем ее сердца и оплотом души, последний привет. Она сравнивала эти минуты с моментом, когда человек любуется бабочкой, усевшейся на цветок, – чем-то удивительным, легким, неповторимым, на секунду ворвавшимся в жизнь, чтобы затем вновь исчезнуть. Ведь если ей не удастся освободить Бернара, она никогда уже не сможет смотреть на мир тем взглядом, каким еще способна смотреть сейчас.

И вот она очутилась в мрачном каменном коридоре, ведущем к камере, где содержался Бернар. Ее сопровождал молчаливый охранник.

Элиана обратила внимание, что в проходе было довольно темно. Сколько времени понадобится, чтобы покрыть расстояние от одного конца коридора до другого? Не более трех минут. Только бы надзирателю не пришло в голову заговорить на обратном пути!

Охранник подвел женщину к решетке.

– Вы можете поговорить с осужденным, мадам.

– Мне нельзя войти внутрь? – спросила Элиана, поворачиваясь к нему и устремляя на него полный изумления, упрека и скорби взгляд своих больших карих глаз. Неужели вы мне в этом откажете? Мне и человеку, отдавшему полжизни делу служения Франции!

Женщина постаралась произнести последние слова как можно тверже. Она ощущала невероятное напряжение.

Казалось, все ее существо состояло из одних только голых нервов.

– Если вы боитесь, что я принесла что-то острое, можете меня обыскать.

– В любом случае отсюда нельзя бежать, мадам. Хорошо, пройдите внутрь. В вашем распоряжении четверть часа.

Пока он запирал дверь, Элиана сказала:

– Не могли бы вы оставить нас одних?

Охранник что-то буркнул в ответ, но когда женщина вошла в камеру, удалился за поворот.

Бернар молча ждал по ту сторону решетки. Взглянув на него, Элиана поняла: он многое передумал за эти дни и внутренне подготовился к тому, что его ждет.

Он спокойно приблизился к ней и положил руки на ее плечи.

– Элиана!

И… вдруг ему показалось, что он видит ее прежней. Затаенная страсть в соединении с искрой романтической мечтательности во взгляде, грациозная порывистость движений… Да, верно, в ее глазах не слезы, там… словно пляшут отблески пламени факела, освещавшего каменный коридор. Что это с ней?!

– Подожди. У нас еще будет время поговорить. А сейчас раздевайся!

Она рванула его за одежду.

Бернар изумленно смотрел на нее. Его губы тронула неуверенная улыбка.

– Что ты задумала?

Он увидел очень близко ее глаза, коралловые губы… Элиана молча откинула капюшон – ее белокурые волосы были повязаны черным платком; потом расстегнула накидку, сбросила с плеч и, быстро оглянувшись, рывком сняла с себя платье. Взор Бернара обжег перламутровый блеск ее тела – как непривычно было видеть его здесь, среди холодных решеток и мрачных каменных стен!